понедельник, 06 июня 2011
Дураки.
читать дальше
Ругань на весь дом, грубые крики, не стесненные рамками элементарного приличия. Собственная злость и ненависть, направленные друг на друга, обида и уязвленная гордость требуют эгоистичного поведения. Мир сужается, окрашивается режущими глаз красками. Воздух накаляется, и колкие фразы срываются с губ. И ни один из ругающихся не следит за тем, что произносит, главное – это вспомнить слова пообиднее, унизить, оскорбить.
Слушать это интересно и даже смешно. Хриплые отцовские крики и отрывистые повизгивания матери, которыми оба, якобы, пытаются оправдать свои поступки любовью и заботой о ребенке. Про которого так некстати сейчас забыли. А маленький мозг все запоминает, каждое необдуманно брошенное слово. Но некоторые он не понимает, и «дебил» для него слышится как «дельфин», и он совершенно не понимает, почему папа злится, когда мама его так называет: дельфины же хорошие, они добрые – значит, и папа хороший.
Но вот укромная темнота, в которой в ворохе одеял прячутся два любопытных глаза, исчезает от света двух ярких лампочек в старой люстре, включенной резким хлопком ладони.
– Идем ко мне, солнышко, мы уходим.
Две женских руки откидывают одеяло и обнимают все еще сонное тельце.
– Отстань от ребенка! Не трогай его, он же спит.
– Уже нет! Ты, скотина, своими криками кого угодно разбудишь, – как-то истерически вначале, пытаясь отбиться от рук мужа, и уже более уверенно в конце, словно женщина черпает свою уверенность от ребенка, уже надежно спрятанного в объятиях.
Но мужчина с нескрываемой угрозой проговаривает:
– Никуда вы отсюда не уйдете. Хотя ты можешь убираться к своим кобелям!
– А вот и пойду.
¬– Шлюха!
– Ты как при ребенке выражаешься?!
А разве он не просто зритель на этом спектакле? Малыш-то думал, про него уже опять забыли – посадили на пол и отодвинули в сторону, словно мешающую вещь. Но ему все равно было очень интересно наблюдать. Как у матери дрожат пальцы и четко поступили морщинки между бровей и у рта. Как налились кровью глаза отца и рот у него, оказывается, такое больше, и он еще столько новых слов знает – надо запомнить и в садике рассказать.
Растрепанные волосы, широко распахнутые глаза, приоткрытый ротик, розовые полоски на щеках от складок на наволочке – ребенок маленьким живым огоньком застал рядом с двумя взрослыми, сейчас как никогда похожими на двух гиен, готовых вцепиться друг другу в глотки. Вздутые венки, искаженные злобой, такие красивые для ребенка, лица, напряженные позы, короткие резкие движения… И вдруг резкий шлепок пощечины. Красный след на лице, и из ее глаз текут злые слезы. Но малыш, замечая влагу, инстинктивно начинает плакать. Сначала тихо, только маленькие слезки по одной катятся по щечкам. А потом громче и громче рыдая, перекрывая все предыдущие крики.
Всхлипывания, тяжелое дыхание, ставшее краснее помидора личико, резкие, судорожные вздохи заставляют отца впасть в ступор. А женщина, словно получив сигнал к действию, быстро хватает с кровати одеяло, закутывает в него ребенка и несется прочь из квартиры, вниз по лестнице, перепрыгивая за раз несколько ступенек, на улицу.
А на улице тишина, нет ни души. Все как кадры из черно-белого фильма без слов: темное беззвездное небо, серые панели домов, голые палки деревьев и белый-белый снег, повсюду. Воздух морозный, он острыми иголочками покалывает легкие изнутри. Тонкий и прозрачный, совсем не то, что накаленная густая масса, заполняющая стены оставленной позади квартирки.
А все-таки, как тихо… Только неравномерный скрип снега под незастегнутыми сапожками на босых нога с проступающими лиловыми пятнами, приглушенные всхлипывания и тихий голос, бормочущий глупые слова, которые должны успокоить хнычущего малыша.
– Дура! Куда ты? Зима же…
Крик стихает, а шаги убыстряются. Ребенок с маленьким ребенком на руках бежит к своей маме в поиск защиты.
А мужчина может сам о себе позаботится. Это ведь нестрашно, что он остался один.Все, что было, все, что могло быть, но как всегда закончилось дележкой имущества, ребенка и спором кто же кого сильнее ненавидит.
@темы:
моё
но спасибо)